Собаки-людоеды или "порождения зла".

[Shebaa]

Слева в ребра, чуть выше локтя, мелкими острыми зубами мне впилось маленькое, но очень вонючее
существо. Пытаясь стряхнуть его, я резко крутанулся вправо, поворачивая голову, чтобы достать до
него зубами. Из-за дерева молниеносно метнулась тень, и я ощутил на своем горле крепкие,
опытные зубы, которые сжимались все сильнее и сильнее. Воздуха не хватало, я захрипел:
Прогремела длинная автоматная очередь. Зубы моего врага начали ослабевать, из его пасти пошла
кровавая пена и, пузырясь, потекла мне на шею и грудь: Я глубоко вздохнул. Воздух с коротким
щелчком очень больно продрался в мои легкие. Я поднялся. Вонючка все еще висела на мне,
оцепенев от злости и страха. В ярости я схватил ее зубами. Послышался треск ломающихся ребер.
Господи, ведь в два раза меньше зайца, а сколько злобы! Даже с переломанными ребрами она
крепко висела на мне. Пришлось с силой дирануть ее и привычным движением несколько раз
мотнуть головой. Тушка обмякла, обделалась и повисла. Я с отвращением бросил ее на землю. В
этот момент мои налитые кровью глаза увидели, как на нашего всеобщего любимца, Цыгана,
бросились три лохматых и яростных пса. Не ощущая собственной боли, я с лаем кинулся в эту кучу...
В дверях показалось встревоженное лицо Папы. Не зажигая света, он подошел ко мне, сел рядом,
обнял и, прижавшись лбом к моей голове, тихонечко прошептал: "Не надо, Рыжий, все хорошо. Мы
дома: Успокойся, а то сестренку разбудишь". Я, задержав тяжелое дыхание, прислушался. Сестренка
мирно посапывала. Ее не разбудил мой лай, поднявший Папу.
Да когда же закончится этот кошмар!? Ведь мы уже 3 месяца дома, а ко мне почти каждую ночь
приходят жутики прошлого. Мне стало не по себе. Захотелось, чтобы Папа скорей ушел. А он, не
понимая этого, продолжал гладить меня. Мне так хотелось остаться одному. Пришлось хитрить. Я
лизнул его в ухо, говоря: "Ладно, иди, я в порядке". Он потрепал меня по загривку и пошлепал
босыми ногами в свой "гамак". Болели старые раны. Я лег на прохладный пол и уставился в пустоту.
Не хотелось видеть никого и ничего: Хотелось выть. Но этого делать нельзя!!! Когда же это
кончится?!
С тех пор как забрали мальчика на войну, мать с замиранием сердца ждала возвращения отца,
спускавшегося за почтой. Она старалась чем-то занять себя, чтобы сгладить остроту ожидания,
надежды, страха. Тщательно простирывалось белье, мылась посуда, терся и так блестевший как
зеркало пол. Вот и сейчас третий раз перемывалась стопка посуды: Он вошел, пряча глаза, небрежно
бросил газеты на журнальный столик. Но по его напряженной спине мать поняла - ПРИШЛА БЕДА!
Как в замедленной съемке медленно поплыли вниз блюдца и бокалы. Коснувшись пола, они
поднимались вверх фейерверком мелких осколков и растекались по всей кухне. Медленно-медленно
поплыли стены, судорожно раскрытый рот беззвучно кричал: "Сынок: Коленька: Нет! Нет:". Она не
потеряла сознание, не билась в истерике. Он подошел, опустился рядом, как-то виновато расправляя
скомканную бумажку. Это была похоронка.
- Не верю!- Лицо ее стало жестким и колючим. Всегда смешливые голубые глаза потемнели,
приобретя цвет вороненой стали.
- Сердце мне говорит, что это неправда! Я бы почувствовала: Да вот и Лютый среагировал бы.
Лютый, услышав свою кличку, вошел в кухню и тут же располосовал лапу осколком стекла. Это был
настоящий немецкий овчар, драчун, прекрасно выращенный и отдрессированный сыном. Николай
собирался вместе с ним служить на границе, да Судьба распорядилась несколько иначе:
- Иди, обработай лапу Лютому перекисью водорода и залей зеленкой, а я здесь пока подмету.
- Я сама!- Она с силой вырвала веник из его рук. А он, не зная как на это реагировать, немного
потоптался по битому стеклу и двинулся, кликнув Лютого, в комнату.
Обработав и затянув довольно глубоко порезанную лапу, отец с каким-то страхом вернулся в кухню
вслед за старым пуделем (еще одним членом их семьи). Он ожидал увидеть что угодно, только не
это - мать заводила любимые Колюшкины пирожки:
После десяти дней безрезультатного обивания порогов военкоматов, где никто толком не смог ей
ничего сказать, мать потребовала от отца немедленно отправляться за сыном, живым или мертвым.
- А как же работа? Выгонят! Чем жить-то будем?- пытался урезонить ее отец.
- Да провались ты пропадом, размазня! Я сама пойду разгружать вагоны!
- Это ему - боевому офицеру, всю жизнь командовавшему людьми, крепко понюхавшему пороху в
"интернациональном долге": Такого он от нее еще не слышал:
Были изъяты все сбережения на свадьбу Николая и начало его самостоятельной жизни. Проданы все
драгоценности и аппаратура. Отец с тяжелым сердцем отправился сам, не зная куда:
Вместе со своими сверстниками переоделся мальчишка в военную форму. Взяв в руки автомат,
почувствовал себя героем, украдкой начищал рукавом новенький гвардейский значок. Ножка значка
больно покалывала грудь, протыкая тельняшку и вызывая какие-то новые неизведанные ощущения
значимости, самости и всемогущества:

==========================================
Геройство закончилось при первом же разорвавшемся близко снаряде. Дошло, что война - это не
игра с игрушечным оружием. Он упал в липкую грязь дороги. Одежда сразу пропиталась влагой. Над
головой со свистом пролетали пули. Штаны были мокрые не только от лужи, в которой он лежал. Не
понимая, что делает, он зажмурился и нажал спусковой крючок. Автомат заколотился в слабых
руках, больно ударяя при каждом подскоке по лицу. Вся обойма была выпущена в никуда.
Так прошла еще одна неделя его "боевой" жизни.
Он очнулся под разбитой боевой машиной. Мучил острый удушливый запах горелого масла и резины,
запах металла и еще чего-то незнакомого.
- Где я? Что со мной?- мелькнуло в голове.
В ушах стоял звон. Его стошнило. Он попытался встать на четвереньки, но не смог этого сделать.
Руки и ноги были ватными и не слушались. Маленькая собачонка, взявшись неизвестно откуда,
начала вылизывать его рвоту на земле. Рядом послышался стон с подвывом. Повернув голову, он
увидел жуткую картину. Лежащий рядом солдат не имел лица. Это было сплошное кровавое месиво.
Но ужасным было не это. Две небольшие собачонки отрывали куски, упираясь лапами в это месиво,
совершенно не обращая никакого внимания на стоны и дерганье своей жертвы. Молодому солдатику,
родившемуся и выросшему с собаками, воспитавшему прекрасного овчара, стало дурно до такой
степени, что он снова потерял сознание: Придя в себя, он мельком глянул на находившегося рядом.
Передняя часть его головы была тщательно обглодана, от ушей к затылку все висело клочьями.
Собак рядом уже не было. То, что они творили, никак не укладывалось в голове. С трудом
развернувшись, он пополз из-под машины наружу. Выбравшись, совершенно выбился из сил и,
закрыв глаза, опять провалился в небытие.


Его подхватили большие сильные руки, встряхнули, поставили на ноги, не отпуская. Он открыл
глаза. Увидев грязную камуфляжную форму, обрадовался. Но, откинув назад голову, растерялся -
черные бороды, пронзительно-темные глаза, зеленые ленты.
- Еще один бравый солдат Швейк!- сказал поднявший его боевик.
В лицо ударил острый, как будто сконцентрированный, запах табака. Вокруг стоял дружный хохот.
- Давай знакомиться, сынок, меня зовут дядя Ислам!
Нет хуже врага, чем бывший друг...
Жили себе люди, делились хлебом и радостью, женились и выходили друг за друга замуж: Но
кому-то захотелось отмыть черные деньги в крови, столкнуть лбами соседей и друзей.
Вот и пришла ВОЙНА, разворотив дома, искалечив судьбы.
И не только людей...
Туго пришлось домашним собакам - большим и маленьким, служебным и комнатным, потерявшим
все. Им пришлось учиться спать на улице, пить из лужи, зубами отвоевывать у дворняг свое право
пользоваться помойками, очень быстро вливаться в стайки дворового общества, причем не без
пользы для последнего. Ведь понятие "помойка", такое благодатное для бездомных в мирное время,
в военное теряет свою актуальность. А кому лучше знать, где может лежать что-то съедобное в
разбитой квартире или доме, как не бывшим домашним любимцам. Но это было тоже не
долговечным, так как тут приходилось отвоевывать свое право на мародерство у бездомных и
голодных людей.
Да, уж! Голод - не тетка, а на войне случаются неубранные трупы. Одна собака попробовала, другая:
Дурной пример заразителен. Ждали боя как чего-то светлого, отсиживаясь, однако, на приличном
расстоянии, но при затишье подтягивались. Порою происходили жуткие стычки между стаями за
возможность насытиться человечиной. Как-то незаметно была перейдена грань - мертвый,
тяжелораненый, раненый: Некогда домашние, собаки превращались в монстров-людоедов. Раненых
и убитых все же забирают и их тоже нужно отвоевывать. Так зубы собак порой впивались и во
вполне целых и здоровых людей.
Редко, очень редко можно встретить человека, у которого не расширятся от страха зрачки при виде
несущейся и прыгающей на него собаки. Тот, кто заявляет, что не боится их, либо не знает о чем
говорит, либо нагло врет. А когда человек сталкивается с собакой-людоедом, то говорить о
стрельбе или бегстве просто глупо - наступает столбняк и полное безволие.
А у них появлялась тактика, нарабатывались приемы, распределялись роли и сферы влияния: Вот уж
поистине - нет страшнее врага, чем бывший лучший друг. Зная повадки и психологию людей, эти
собаки превратились в кошмар, так как перед каждой из стай, как снежный ком, катилась молва о
нечистой силе, парализуя страхом даже самых смелых. Сразиться с ней мог либо робот, либо
человек, поставленный в крайние условия, и такой случай произошел...
====================================


Отец, в поисках тела сына, вновь прошел все круги ада. И, в конце концов, через местных жителей,
вышел на полевого командира, в отряде которого был его живой, плененный сын. На предложение
остаться самому вместо сына, на посулы денег и оружия он слышал только ехидный смех,
означавший издевательский отказ: "Сделаем обрезание, воспитаем, обучим, женим! Парень
здоровый, крепкий - отличный боевик получится!"
Отец чувствовал, что не в силах больше бороться с желанием броситься и перегрызть горло
насмешника собственными зубами. Он уже приготовился для прыжка, чтобы выполнить задуманное,
как снаружи раздался шум, беготня, какие-то истошные крики. Вслед за командиром он выскочил в
распахнувшуюся дверь. То, что он увидел, повергло в шок.
Двух боевиков терзали собаки: дог и азиат сбили их с ног, ротвейлер и восточноевропейский овчар
прижали людей лапами к земле. Фокс и керри давили горла, а всякая мелочь и средние собачки,
как пираньи, рвали их тела и внутренности на куски:
Кто-то из видевших это, с криками "Шайтан!" мигом оказались на деревья, другие вломились в
помещения, забаррикадировав двери.
- Стреляйте! Почему не стреляете?!- кричал очумевший от увиденного отец:
Все отводили глаза и прятали трясущиеся руки:
Отец схватил автомат и, протиснувшись через дверь, выскочил на поляну, но собак там уже не было.
- Послушай, - раздался за его спиной голос командира, у которого от волнения появился сильный
акцент.- Аллах велик! Я отдам тебе сына и еще пятерых пленных на выбор, если сможешь
перестрелять этих слуг дьявола. Сделай это или умри, во славу Аллаха!
Как-то тревожно зазвонил телефон. Папа поднял трубку и, сделав солидный голос, сказал:
- Алло: Вас-с-слушают!
Трубка заорала так, что Папе, с которого сразу слетела вся спесь, пришлось отодвинуть ее от уха на
приличное расстояние. Трубка выдала длинную тираду с целой серией неприличных выражений, на
что Папа, к моему удивлению, не сделал ни одного замечания. Костяшки руки, держащей трубку,
побелели. Лицо вытянулось. Морщинка между бровями стала глубокой и образовала четкий крест с
серединкой другой морщины.
- Сколько у меня времени и где?.. Примерно на сколько?- спросил Папа.
Трубка пальнула ответ и неожиданно затихла. Возможно, мне так показалось после ора. Папа,
снявшийся как пружина, медленно повесил трубку и резко повернулся. Вид у него был не такой, как
если бы надо было на что-то быстро решиться, и не такой, как при сборах на охоту или на выставку,
а какой-то совершенно незнакомый для меня. Он резким движением снял с антресоли рюкзак и
начал наваливать на диван разные вещи, которые потом будут в него уложены. Затем он звонил в
ветстанцию, аэропорт... Быстро обулся, занял у соседей денег и уехал часа на четыре. Вернувшись,
Папа надел свой старенький камуфляж, а на меня ненавистный намордник, спасающий меня от
людей, пропускающих в метро, самолет, автобусы и электрички. Оставив записку сестренке, мы
двинулись в далекий путь на незапланированную встречу с телефонным матершинником. Им
оказался довольно крупный мужчина папиных лет с суровым лицом. Фамилия его, как и кличка
собаки, была Лютой и очень ему походила. И был он весь на нервах: резко двигался, отрывисто
говорил, никогда не улыбался. Съехавшиеся мужики звали его, по-моему, несколько издевательски
- "настоящий полковник". Но на удивление, он не обижался на это.
Настоящий полковник" собрал в условленном месте своих самых испытанных друзей, с которыми
воевал или ходил в одной связке на восхождения. Они были надежными мужиками без глупой
бравады: ценили и любили жизнь, но могли отдать ее за друга, когда все другие возможности были
исчерпаны. Все любили собак и приехали сюда со своим питомцами, взяв на себя ответственность за
наши жизни перед Богом и своими семьями. И все это для того, чтобы вернуть сына Лютого и еще
пятерых, никому неизвестных в этой кампании, мальчишек.
Последним подъехал угрюмый мужик с изуродованным лицом и одним пальцем на левой руке. С ним
было существо сразу не понравившееся мне - от него которого пахло врагом. Это была явно не
собака. Колючие желтые, глаза и небольшие стоячие уши, широкая грудь, довольно сухие лапы и
хвост трубой. Лютой молча подошел, обнял приезжего и сухо пальнул: "Спасибо, Серый!"
Существо, приехавшее с хозяином, втиснулось между ними, отстраняя Лютого от своего хозяина.
Шерсть на его загривке поднялась, изнутри донеслось рокочущее бурчание. Существо не
понравилось не только мне. Из-за яблони в саду вышел бурый кавказец по имени Алый. Он,
набычившись, шел на незнакомца, но его опередил овчар Лютый, кинувшийся на защиту хозяина. Я
прыгнул чуть позже, но цели мы достигли одновременно. Завязалась короткая, но довольно
жестокая схватка. Несмотря на то, что незнакомец был один, а нас трое, досталось понемногу всем.
Стычка сопровождалась руганью и суетой людей вокруг нас. Нас растащили и, наказав кого
словесно, кого пинком, начали объяснять, что мы сейчас в одной связке и должны быть друзьями.
Приезжего звали Сергей, он прошел с Владимиром Лютым Афганистан, а существо звали Серый. Это
была крупная помесь волка с собакой: с любовью и преданностью к своему хозяину, но ухватками и
запахом дикого хищника. Это будоражило меня как афгана, охотившегося на волка, Алого, как
истинного кавказца, фокса Кроша, как зверового охотника. Остальные, включая Лютого, относились
к нему с опаской. Играть с Серым норовил только туповато-бесшабашный молодой бультерьер Ханя.
Этому белобрысому созданию, имевшему тело в форме артиллерийского снаряда, было беспредельно
весело. Он постоянно прыгал как заводной, отталкиваясь сразу всеми четырьмя лапами, приглашая
всех в жевательную игру. Но наше общество, считывая настроение людей, не принимало его игры.
Ханя мог иногда выдернуть только Кроша, да и то на не очень продолжительное время, или
пожевать спокойно стоящего Алого.
Мы долго ехали на микроавтобусе, вперемежку с людьми, затем шли и, наконец, встретились с
проводником. Он ждал нас на 66-м "газике" у шоссе. Загрузившись в кузов тентованного грузовика,
мы опять двинулись в путь. Машина довольно часто останавливалась. Слышалась незнакомая
гортанно-громкая речь, в кузов заглядывали чернобородые, вооруженные люди. Увидев нас, они
испуганно отшатывались с восклицаниями на своем языке. Похоже, что это были не совсем
пристойные выражения. Мы доезжали до очередного поста. Картина повторялась. Потом мы шли
горными тропами, было похоже на то, что нам пытались сбить ориентацию. Но так как все мы были
кобелями, то дружно "метили" дорогу, что очень раздражало проводника, настроенного к нам не
совсем дружелюбно.
Наконец добрались до лагеря. Нас разместили в теплом, врытом помещении, которое наши мужики
окрестили "саклей". Посредине была сложена печь, по стенам устроены двухъярусные нары. Пол был
духанистым: его устилали веточки крапивы, тысячелистника, полыни и мелисы.
"Полковник" с Сергеем ушли и через некоторое время вернулись втроем, с сыном Лютого Николаем,
все обвешанные оружием и подсумками с автоматными рожками. Несколько боевиков, не входя в
помещение, поставили у порога ящики с патронами.
Что творилось с Лютым! Он скакал до потолка, терся о пол у ног Николая, облизал его с ног до
головы, выл и лаял, прыгал и визжал. Ханя воспринял это как приглашение к игре и с радостным
хрюканьем кинулся к Лютому.
- Да чтоб тебя, - хозяин выловил его за задние ноги, унес к себе на нары и посадил на привязь,
которую Ханя тут же попытался перегрызть, за что изрядно получил. Мужики поочередно обняли
Николая, вскрыли ящики и принялись дружно набивать рожки патронами. Через некоторое время в
дверь постучали. "Настоящий полковник" пошел открывать. За дверью стояло ведро сметаны, ведро
молока, ящик водки, дымящийся котел с супом-шурпой, корзина с хлебом, кукурузными лепешками
и зеленью, несколько коробок со свеженарубленным мясом и посудой. Мужики, вытерев руки
ветошью, занесли все это. Пиршество началось: Плеснув в кружку, Владимир поднялся.
- Мужики!..- Он сглотнул ком, стоявший в горле, прижал к себе голову сына,- : да ну!.. - И залпом
выпил содержимое.
Сидящие за столом дружно повторили этот жест. Говорить им не хотелось и они синхронно
заработали челюстями.
Мы, утробно урча и поглядывая исподлобья друг на друга, молотили мясо, выделенное каждому из
нас. Чтобы не случилось беды на трапезе, нас пристегивали каждого на своем месте. Николай с
отцом принесли воды из родника. Она была вкусной, но очень хотелось молока. И хотя все знали
последствия сочетания молока со свежим мясом, его все равно очень хотелось, я уж не говорю про
сметану. Потом в дверь опять постучали и с какими-то хорошими словами передали шампуры с
шашлыком. Мы задвигали носами, но нам объявили, что это не для наших "наглых морд". Еще раз
была расплеснута водка. Каждый наливал себе, сколько считал нужным. Так уж у них повелось:
никто никого не заставлял, никто никого не упрекал, никто ни на кого не обижался. Они уважали
друг друга, хотя некоторые познакомились только здесь.
Нам было труднее: нужно иметь больше времени, чтобы сблизиться, как они и поскольку
образовалось общество, надо было срочно строить иерархическую лестницу и определять вожака.
Это решается зубами, что делать нам не позволялось. По результатам последующих боевых действий
вожак определился: им стал кавказец Алый, и это не давало покоя ни мне, ни Серому. Но затем все
утряслось.
Днем Николай был с нами, но на ночь его уводили. Время обладает свойством быстро пролетать и
обследовать место нам пришлось уже при свете луны. Естественно, мы все были на поводках.
Попадавшиеся навстречу боевики сторонились нас, как-то затравленно поглядывая издали. На
утренней прогулке мужики держались кучно. У каждого на боку висел АКМ с тремя скрученными
изолентой рожками. Все к чему-то прислушивались, так что наши прогулки были
непродолжительными. Все остальное время мы сидели в прокуренной "сакле".
Они пытались травить анекдоты, но смеха не было. Николай в десятый раз подробно рассказывал о
том, что с ним случилось с момента отправки из военкомата. Удивлялся, почему его, потерявшего
сознание, не обглодали собаки. Кто-то высказал предположение о том, что родившийся и выросший
с собаками Николай нес на себе какой-то особый неистребимый запах, различаемый собаками. А мы
лежали и улыбались: ломайте, люди, голову, доходите до этого сами, мы вам ничего не скажем.
(Помните каменную статуэтку в индийском храме с тремя обезьянками?..)
Из разговора Николая с отцом мы поняли, что нас может ожидать.
Нас было 29: Кавказец Алый, полуволк-полупес Серый, пойнтер Ричард или просто Рич, фокс Кроша,
овчар Лютый, буль Ханя, красавец черный дог Воланд, ризен Цыган и ваш покорный слуга - афган
Рыжий. Десять автоматов и десять мужиков (ночами - девять). ИХ, как выяснилось потом, было 34.
ОНИ были схожены и спеты. Мы - притирались. ОНИ долго не появлялись. Ожидание неизвестного -
это самая гнусная и изощренная пытка. А вдруг ОНИ вообще не появятся:
Неожиданный лай Рича подбросил всех в воздух. Его хозяин внимательно посмотрел на своего
любимца, подлетевшего к двери и всасывающего как пылесос воздух. Ноздри Рича ходили ходуном,
напряженные задние ноги подрагивали. "Это ОНО!"- сказал Глеб и взялся за автомат. Мужики
заволновались, но суеты не было. Прилаживали подсумки с рожками, передергивали затворы
автоматов, ставя их на предохранители. Вышли кучей, оставив нас внутри и плотно затворив дверь.
Выйдя, рассредоточились, разогнав боевиков по углам. Кто-то из наших залез на дерево, кто-то на
поленицу дров, кто-то на крышу "сакли" в окружение ящиков. Расстегнули чехлы охотничьих ножей,
сняли автоматы с предохранителей.
ОНИ возникли как-то неожиданно, с разных сторон. Без всякой цели пробежали по опустевшему
лагерю в одиночку, обнюхивая и перемечая метку чужих собак. На вид это были безобидные
дворняги, и как-то не верилось в рассказы про них. Мужики опешили. И только Николай с отцом
нажали на спусковые крючки. Их неудачные выстрелы ни в кого не попали. Владимир промазал,
видимо, от волнения, а Николай потому, что вообще не умел стрелять из автомата. Остальные
мужики к пальбе не присоединились так как стрелять было уже не по кому. Собачий дозор
растворился также внезапно, как и появился. Прошло еще 2 часа - тишина! Мужики, утомившись
сидеть в своих гнездах, часа через три начали двигаться в сторону дверей жилища. Чтобы снять
напряжение, Лютой устроил пробежку вокруг лагеря, преследуя 2 цели: разрядить обстановку и
убедиться, что собак нет поблизости. Вернувшись в "саклю", мужики не стали есть. Сидели, курили,
молчали.
- Слышь, Лютой!- нарушил молчание хозяин Воланда,- что-то не верится, что эти благодушные
дворняжечки могут кого-нибудь загрызть!
- Дай Бог тебе этого не видеть!- сказал Владимир, поднимая на него покрасневшие глаза,- И,
вообще, пошли собачек гулять, им после пары ведер молока, по-моему, уже пора!
Мы, услышав о прогулке, забеспокоились - действительно пора! Находясь в замкнутом помещении,
мы начали присматриваться друг к другу, выискивать симпатии, оценивать поведение при кормежке
и прогулках. Коллективчик у нас подобрался особенный. Его душой был ризен Цыган, который
никого не доставал, как Ханя, не сторонился, как Серый, не заискивал, как Рич. Он был со всеми
ровен и предупредителен, не теряя при этом чувство собственного достоинства. Цыган, в отличии от
всех ризенов, не кидался на дверь при малейшем шорохе с диким лаем, но улыбался шуткам и сам
любил удачно пошутить. Он реагировал, с общей точки зрения, на все правильно. За это его все
уважали.
Ну, да я отвлекся. Нас вывели на прогулку. Мы старались не толкаться, но все же держались кучно,
не отходя далеко от дома. Деревья вокруг сакли, как скаламбурил Цыган, пахли нашими с-саклями.
С прогулки забрали и увели Николая на невольничью ночевку. Мы тихонько бродили по кругу.
Хозяин Хани повернулся к "настоящему полковнику", о чем-то спросив его. В этот момент Ханя резко
дернул и, вырвав поводок, ринулся в потемневший лес с веселым лаем.
- Твою мать!- вырвалось у хозяина.- Назад, Ханя! На-за-д!!
Мы рванулись в сторону исчезнувшего буля, резко натянув поводки.
- Стоять!!!- как выстрел раздался синхронный хор голосов.
Через секунду вся наша команда летела, не разбирая дороги, в сторону удаляющегося лая Хани.
Мы не успели: Когда сумели разыскать место боя, там уже было пусто. В редком ельнике пятачок
земли был вытоптан и утрамбован. В центре его лежало то, что раньше было веселым Ханей. Вокруг
валялись чьи то уши, чьи то клочья. Нечувствительный к боли и имевший хорошие челюсти, Ханя
дорого продал свою жизнь: рядом с ним в свете фонаря лежало три мертвых тела довольно
солидных дворняг. Вот и открыт счет нашим и ИХ прорехам. Виктор опустился рядом с останками и
застонал. У мужиков заходили желваки. В темноте этого не было видно, но мы почувствовали.
Похоронив Ханю и забрав трупы собак, мы вернулись в лагерь. На ближайших к "сакле" деревьях
были оставлены зарубки: на одном - три, на другом - одна. В разведенном боевиками громадном
костре горели принесенные туши людоедов. Вокруг костра, освещенные его пламенем, бубня
какую-то мелодию, двигались, притоптывая, вооруженные люди. Это был жуткий танец,
сопровождавшийся грохотом автоматных очередей в ночное небо.
=============================================


В эту ночь всем не спалось.
Боевики принесли мясо, но никто из нас, кроме Серого, не притронулся к нему. "Настоящий
полковник" остановил Виктора, открывающего третью бутылку водки.
- Остынь! Этим не поможешь. Не хватало нам еще твоей смерти.
- Да пошел, ты!- крикнул Виктор и с какой-то нечеловеческой силой вогнал охотничий нож в стол по
самую рукоятку.
Потом посидел, передернулся и неожиданно заплакал навзрыд:
- Ты ведь знаешь, что у меня нет детей. Он был мне как сын!
Лютой подошел, навалился сзади, обхватил руками его голову и как-то жалобно произнес:
- Прости меня.
Виктор, лежа на столе, все плакал и плакал, затем затих - водка взяла свое и он заснул.
Пальба у костра все продолжалась, в воздухе стоял запах паленой шерсти, горелого мяса и костей:
Настало утро.
На зарубках выступила смола, будто природа оплакивала безысходность страшной ситуации,
созданной людьми.
Привели Николая. Он уже был в курсе случившегося. Коротко спросил:
- Где Виктор?
Ему показали спящего. Николай сел на край нар, вытер влажным полотенцем разводы грязи на его
лице. Виктор не просыпался. После водки, снявшей стресс, он проспал около полутора суток.
Наступившие сутки прошли в каком-то оцепенении. До нас начало доходить, зачем нас сюда
привезли. Но до конца мы поняли это только через 3 дня.
Во время дневной прогулки Рич заволновался, хватая носом воздух. Все вопросительно посмотрели
на его хозяина. Через некоторое время раздался лай Ричарда. Владельцы поспешили завести нас в
"саклю"; как по команде, боевики рассыпались по укрытиям, тщательно баррикадируя двери.
Так Рич стал колоколом, предупреждающим о приближающейся опасности. Он был уникумом в своей
породе, схватывая запахи на неправдоподобно далеком расстоянии.
Нас заперли в помещении, а сами рассредоточились по боевым позициям. Внимание было
направлено в ту сторону, куда был направлен лай Рича, но собаки неожиданно появились с
противоположной.
- Не стрелять - пусть соберутся!- рявкнул Владимир.
Собаки совершенно не среагировали на голос. Дворняжечья мелочь, ведомая грязным ягдтом,
деловито прошлась по окраине лагеря и направилась к кострищу. В воздух полетела зола - так
усердно собаки работали лапами. Справа "саклю" обогнул керри-блю с кампанией. Они пометили
деревья и, заинтересовались дверью хижины, за которой разрывались Рич и Крош. У Кроша был
сильный, доносчивый голос. К кампании, с лаем царапающей дверь "сакли", примкнул, как с неба
свалившийся, громадный песочный дог. Он подал голос. В ответ истерически залился наш овчар
Лютой. Нервы Виктора не выдержали и он, нещадно ругаясь, начал поливать из автомата костровую
кампанию. Собаки бросились в рассыпную, но одна, подскочив, визжа закрутилась и, загребая
вокруг себя перебитыми лапами, рухнула на землю, а другая тихо ткнулась мордой в пепел.
Группа собак, пытавшаяся открыть дверь, поняла, что с ней не справиться и принялась делать
подкоп, не обращая внимания на стрельбу. Мы тоже рыли землю внутри помещения. Поскольку с
обеих сторон работало одновременно несколько собак, ход получился весьма просторным. Снаружи
начали раньше, поэтому встреча была внутри "сакли". Земля с каменной крошкой, о которую было
сорвано несколько когтей, зашевелилась, и тонкая переборка осела, открыв все пространство
подкопа. В нем торчала голова керри, заросшая шерстью с забившейся в нее землей. Алый сделал
свой первый шаг к лидерству: сомкнул свои мощные челюсти на появившейся голове. Раздался треск
лопающегося черепа. Ноги керри задергались, заскребли грунт и вытянулись. Внутрь подкопа
потекла моча. Алый разомкнул челюсти и тут же захлопнул их на другой голове, появившейся в
подкопе; Крош, протиснувшись между ними, ринулся в ход, выталкивая труп керри наружу. Он
выскочил подобно пробке из бутылки с "шампанским", совершенно обескуражив стоявших у дверей
противников. Они отшатнулись, что дало возможность нам плотной струей выплеснуться наружу. Что
тут началось!!!
Дог, мотая головой, пытался сбросить висящего на его щеке Кроша. Чужой овчар с Цыганом,
вцепившись друг в друга, кубарем покатились под горку. Серый жрал крупного дворню, Лютый
отбивался от ротвейлера, а Рич бегал кругами, прихватывая то одного, то другого и, в конце -
концов, вцепился в зад песочного дога. Мне досталась пара полулаек, изрядно пощипавших меня.
А дверь сотрясалась под ударами мощных лап Алого и Воланда, не проходящих по размерам в
подкоп.
Мужики палили вверх, стараясь посеять панику и разогнать участников бойни, но их старания были
тщетными. Они не могли стрелять по врагам, чтобы не попасть в своих. А как мы различали где
свои, а где чужие - одному Богу было известно. Ведь в пылу боя можно было задрать и друг друга.
Но этого не произошло. Конец бойне положило появление в проеме двери взбешенного Алого. Он,
видимо, здорово плеснул энергетикой, и наши противники обратились в бегство. Мы бросились их
преследовать, но со всех сторон прозвучал истошный крик:
- Стоять! Стоять, твою мать!
Стоять: и перечисление наших имен.
- Стоять!
Голосом Виктора кричала душа Хани, заклиная нас вернуться. Кто раньше, кто позже, но мы
остановились. Кто по команде "Ко мне!", кто без команды начали возвращаться, стекаясь к "сакле",
где в совершенно идиотской позе, суча лапами, барахтался застрявший в подкопе Воланд.
Сбежались бледные как смерть мужики и начали осматривать и ощупывать своих питомцев. Николай
с хозяином Воланда ножами рыли землю, освобождая дога из-под порога.
Потом все оказывали помощь хозяину Цыгана, врачу-ветеринару, который выбривал у нас
травмированные участки тела, штопал, заливал йодом, вправлял.
Счет был 3:0 в нашу пользу, а с Викторовыми трофеями 5:0. Ну, не сказать, чтобы чистый ноль, так
как мы были тоже изрядно потрепаны.
Во время повторившихся ритуальных танцев вокруг жертвенного костра, "настоящий полковник"
привел к нам в "саклю" боевика. С большой опаской и отвращением мы были замерены какой-то
узловатой веревкой. Чувствуя его отношение, каждый из нас рычал, не смотря на увещевания наших
мужиков. На многих из нас одели намордники. Владимир же постоянно уговаривал струхнувшего
боевика продолжать обмеры, гарантируя полную его неприкосновенность.
Оказалось, что это был шорник экстра класса. И буквально через сутки мы красовались в новых
кожаных ошейниках, нагрудниках и широких браслетах с металлическими шипами.
Виктор поставил себе в обязанность вести страшную статистику на деревьях, часами просиживая у
правого, пока с одной зарубкой. Он много курил, опершись на автомат, гладил кору и что-то
приговаривал - Лютой строго-настрого запретил ему ходить на могилу Хани до окончательной
развязки. Как знать, может он был прав?..
В этом мы убедились на следующий день. После боя ОНИ четко уяснили себе, кто является реальным
врагом и начали планомерную охоту на нас.
До сих пор никто не знает, что и как занесло хозяина Воланда в лес. Никто не видел, как он ушел,
спохватились только тогда, когда Рич поднял тревогу. Все начали одевать своих питомцев в шипы.
Только Воланд одиноко стоял у нар и беспокойно прял ушами. Лютой, увидев это, ошарашено
осмотрел "саклю".
- Юрик! Где Юрик?- заорал он.
В это время где-то в лесу раздалась автоматная очередь, суматошный лай и визг собак. Все
бросились на звуки. Впереди огромными прыжками несся Воланд. За ним, не отставая, остальные.
Когда мы выскочили в перелесок, то увидели прислонившегося к дереву Юрика, перезаряжающего
автомат. Он с маху не попал рожком в гнездо. В это время сбоку на него прыгнул азиат, стараясь
сбить с ног или оттолкнуть от дерева. Юрик резко выставил автомат, ствол которого проткнул горло
алабая и остался безоружным. Оставшись безоружным, он схватился за нож, но ИХ овчар
отработанным движением повис на руке. Юра вскрикнул. В икру его ноги тут же впился мертвой
хваткой ягдтерьер. Мы врезались в кучу. Воланд, теряя по дороге куски тела, пробивался к своему
хозяину. Юрик уже сидел, прислонившись к основанию дерева, с потухшим взглядом. Он
равнодушно смотрел на рвущих его собак. Мужики, Владимир и Сергей, полосовали ножами все, что
попадалось на пути, пробиваясь к своему товарищу. Они, как заведенные, мокрые от пота и крови,
уже в который _


Порождение зла или собаки-людоеды(2)
Группа: "Записи"
Последнее изменение: 08 июл 2006 (суббота), 00:31:57

вместе сражались со смертью. Добравшись до Юрика, Владимир начал рвать и резать на нем
одежду, стараясь перетянуть глубокие раны. А Сергей со своим псом, Воландом и Лютым заняли
круговую оборону, не подпуская никого. Мы быстро обратили стаю в бегство. ОНИ убрались, оставив
бездыханными девять своих соплеменников.
Соорудив из жердей и курток носилки, четверо мужиков побежали в лагерь. Мы шли медленно, так
как Николай на плечах нес изувеченного Воланда. Когда мы подошли к лагерю, невдалеке
послышался шум приближающейся "вертушки", вызванной командиром отряда.
- Клянусь! Я сделаю все, чтобы он жил,- заявил Али.
С чего бы это?! Сам убивший не один десяток человек и потерявший не одного соратника, он вдруг
проникся к нашему Юрику и сам полетел, чтобы устроить его в больницу. Долетят ли?
Николай положил на стол в "сакле" Воланда, но тому уже не нужна была помощь Ген Геныча. Воланд
потерял много крови, и его душа отлетела. Наверное, помчалась догонять Юрика, чтобы поддержать
родственную душу в борьбе со смертью.
Виктор с Николаем и "настоящим полковником" вышли хоронить тело Воланда, а остальные мужики
начали помогать хозяину Цыгана, Ген Генычу, приводить нас в порядок. Воланда закопали у правого
дерева, на котором появилась вторая зарубка. Взяв самых смелых боевиков, принесли мертвяков.
В эту ночь у костра не пели, не танцевали, а, стоя в кругу, палили из автоматов в воздух,
периодически что-то выкрикивая.
Виктор сидел на бревне между двумя зарубочными деревьями и курил, курил, курил: Потом, видимо
поддавшись общему настроению, не поднимаясь выпустил весь свой боезапас в Созвездие Гончих
Псов. Зайдя в дом, он ткнулся головой в подушку, зло выматерился и, не найдя поддержки у
мужиков, затих. В эту ночь боевики оставили Николая в "сакле". Остатки стаи не появлялись пять
дней. Пять долго тянувшихся дней не звонил наш "пожарный колокол" - Рич. Боевики ликовали. Их
командир Али начал подкатываться к Глебу с просьбой продать ему Ричарда за любые деньги.

- Ты жену или детей продашь?!- спросил возмущенный Глеб.
- Жену продам: Хочешь, поменяемся, она у меня молодая, красивая!
- Не нужны мне ни твоя жена, ни твои деньги. Рич мне как сын, понимаешь?! Ты сына продашь?
- Э, сравнил, ведь это собака. Я тебе столько денег дам, что ты 100 таких купишь.
- Вот и купи!- начал терять самообладание Глебыч,- выбери, купи, вырасти, воспитай, душу вложи,
а потом я посмотрю, как ты его продашь. Да и вообще, закроем тему и чтобы разговор этот никогда
больше не возникал!
- Э-э, не горячись, подумай, деньги дам большие!
- $%&*#!!!
- Я украду его у тебя, запомни!
- *(#!#$!!! После разговора Глеб матерился нещадно, таким я его никогда не видел.
Но вот взлаял Рич. Нас одели в шипы, которые мы оценили уже в день смерти Воланда, после боя
отделавшись гематомами и незначительными прокусами. После прошлого сражения на наших
мужиках появились бронежилеты, защищающие спину и живот, а на АКМ-ах - штыки-ножи. Так
любители собак превращались в опытных убийц-"собачников".
ИХ оставалась ровно половина, но самых опытных, самых хитрых, самых везучих. ОНИ выработали
тактику пожирания одного всем миром. Мы, тоже были не лыком шиты, моментально нашли
противоядие, используя характерные особенности пород, представленных в нашей дружной команде.
Жаль, что мужики совершенно не понимали что у нас и у них на уме.
Итак, все готово к бою. Бойцы рассредоточились на огневых точках. Мы - на охотничьих
легкосбрасываемых сворках у дверей "сакли". Сворки - в руках Николая. Рич лает очень беспокойно,
направляя морду то в одну, то в совершенно противоположную сторону. Но ОНИ внезапно подлетели
с разных сторон. Алый вышел вперед и спокойно встретил песочного дога, как полагается - по месту.
Дог кувыркнулся на спину, не понимая, как это произошло. Тут же в шею Алого вцепился ротвейлер,
которого жевал Серый. А на крупе Алого успела повиснуть, дергаясь и давясь густой шерстью, целая
гроздь всякой мелочи.
Овчар, натыкаясь на шипы, пытался подобраться к ребрам Алого, но я по тактическим
соображениям, взял его на себя. Цыган, в свою очередь, оторвал от меня ненавистного полулая и
распорол ему брюхо. Мои челюсти ощутили предсмертные судороги овчара. С ним все было
покончено. В это время мне в пах впился другой полулай. И только откушенная мною мочка его носа,
помогла мне сохранить мое мужское достоинство. Боль у нас была, примерно, одинаковая, но
помощь Кроша и Рича, обратила моего противника в бегство. Разделавшись с догом, Алый сел с
размаху на зад, подмяв под себя сразу нескольких "засранцев" (тематическое выражение Цыгана).
Ротвейлер невдалеке несся сломя голову, а Серый на ходу распускал его шкуру на ленты. Мужики
штыками закололи нескольких дворней. Остальные бежали.
Торжества от победы не было. Была какая-то оглушительная опустошенность. Ген Геныч заливал нас
перекисью и зеленкой, кое-где наложив скобки.
Снова костровое пение, выстрелы, зарубки. Меня уже начало тяготить пребывание здесь. Папа,
чувствуя это, тоже очень нервничал, даже хватанул водки, к моему величайшему удивлению. Мы
оба с ним неплохие "едоки", но сейчас нам не хотелось ни пить, ни есть. Николая опять начали
уводить на ночь. Боевики, осмелев, пытались с нами разговаривать, но мы, ощущая неприязнь,
щерились и рычали. Алый за боевые заслуги был признан вожаком, а я и Серый считались его
вице-премьерами, но и это радости не приносило. Все суета сует!
========================================


ИХ осталось совсем немного. Неужели у НИХ не хватит ума признать свое поражение и уйти отсюда.
И не дай Бог, если хватит. Ведь боевики знают, что кое-кто из НИХ еще остался в живых - значит
условия до конца на выполнены. Но к нашему "счастью" ОНИ оказались упертыми. В них поселилось
настоящее чувство вольницы. ОНИ ненавидели нас, с ИХ точки зрения, гнусных прихлебателей
двуногих, лютой ненавистью. Для НИХ же это была только ходячая "свежатина", некогда решавшая,
что и когда ИМ есть, составляющая расписание выхода в туалет и порой лупцующая ногами и всем,
что попало под руку, за так называемые ИХ "провинности". С еще большим удовольствием впивались
ИХ зубы в тела двуногих, когда приходили эти мысли. А видеть в глазах двуногих панический ужас
и купаться в волнах адреналина - это ли не упоение!
И вдруг появляется кучка совершенно не пугающихся ИХ людей, да еще с собаками. И их собаки,
вместо того, чтобы примкнуть к СТАЕ, не дают запугать и разделаться с этой кучкой "ходячих
продуктов".
Что двуногие являют собой без собак, МЫ видели! А посему, при стычках нужно сначала уничтожить
своих братьев по крови. Выпустить им эту кровь, размотать кишки и порвать глотки. А с человеками
потом - с ними проще.
ОНИ подкручивали друг друга и боевой дух не дал ИМ времени для зализывания ран. Этот же самый
боевой дух погнал ИХ на последний бой - восстановить свою власть, или погибнуть!
Заволновался, занюхал, заострился Рич. Нас схватили, иных сдергивая с "горбатой позы" еще до лая
Рича. Но потом, одумавшись, дали доделать дела. И вот чистый голос Рича предупредил боевиков,
что нужно прятаться по норам. Мы устремились в "саклю" экипироваться. Мужики наконец поняли
глупость своих "огневых точек". Перехитрить СТАЮ не было никакой возможности. ИХ нужно было
встречать лицом к лицу. Ибо все засады, все установленные ловушки они обходили играючи.
Бойцы встали плечом к плечу у дверей "сакли", взяв автоматы на изготовку и расстегнув чехлы
охотничьих ножей. Нас, несмотря на все возражения, оставили в доме, поставив на дверях
Николая.
Ощеренные, ОНИ как будто материализовались из небытия, справа и слева от напрягшихся мужиков.
... твою мать!- заорал во всю глотку Виктор и нажал на спусковой крючок.
В это время с крыши "сакли" на него бросился полулай. Сбив Виктора с ног и кувыркнувшись через
голову, отлетел в сторону. Кинувшиеся собаки, были отброшены плотным автоматным огнем. Виктор
быстро вскочил на ноги "подъем-разгибом", но оружие поднимать не стал: его заслонил от собак
автоматными очередями Ген Геныч. От мощного удара Алого дверь резко распахнулась и Николай не
смог устоять на своем месте. Мы клином (впереди Алый, затем я с Серым и за нами все остальные),
расталкивая мужиков, хлынули из дверного проема и врезались в их стаю. ОНИ откатились назад и,
ни секунды не медля, ринулись навстречу нам. Алый напрягся, ожидая атаки, но они как-то обтекли
его с обеих сторон, ловко просочились между опешившими Серым и мной, и все сразу одновременно
вцепились в Цыгана. Пока мы развернулись, на него уже было страшно смотреть. Мы устремились в
лающий, хрипящий, рычащий клубок, центром которого был окровавленный Цыган. Раздергав этих
гадов, мы занялись каждый своим противником. Стоял истошный лай, визг. Мужики пришли в себя
и начали с тупым остервенением колоть штыками этих убийц. Когда штык входил полностью в тело,
раздавался визг и короткая автоматная очередь.
Закончилось все также неожиданно, как и началось.
Ген Геныч собрал на земле части тела того, кто раньше был нашим любимым Цыганом и понес в
"саклю". Папа, Владимир, Серый и Виктор побежали помогать ему, хотя все прекрасно осознавали,
что:
Глеб пытался успокоить Николая, который с дикими глазами и матерным рычаньем исступленно
пинал мертвяков, покачивающихся от каждого его удара. Не понимая происходящего, овчар Лютый
недоуменно глядел на хозяина.
Нас, совершенно отрешенных, завели в дом, раздели и осмотрели. Мы были целы, не считая мелких
царапин и порванного века у Рича. Глеб сам взялся обрабатывать у него рану: промыл, стянул
лейкопластырем и начал искать, из чего можно сделать воротник, чтобы уберечь рану от возможных
расчесов.
Ген Геныч бился над Цыганом часа четыре, потом, совершенно обессиленный, сполз на пол.
Владимир протянул ему бутылку со спиртом.
Папа и Виктор, связав углы окровавленной простыни, с лежащей на ней собакой, вынесли ее
наружу. Сергей взял две лопаты и два автомата и вышел вслед за ними.
Вечерело. Трещал костер, бубнили голоса, перемежающиеся автоматными очередями. Полыхал
кровавый закат. Воздух был густой и терпкий. Он с большим трудом входил в легкие, наполняя все
запахом паленой шерсти. Потом пришла ночь:
Оставив Глеба присматривать за нами, мужики развели огонь у деревьев, на одном из которых было
3 зарубки, на другом 34. Они молча сидели у костра, курили и пили водку без закуски. Говорить
было не о чем.
И было утро: И был день. Мы забылись тяжелым беспокойным сном, постоянно взлаивая, дергая
ногами и головами. Ген Геныч возился с глазом Рича. Мужики чистили оружие и картошку. На
столе, запекшимся от крови Цыгана, Папа в задумчивости выписывал шариковой ручкой
четверостишье Бабa Тахира:
...Да будет сломлен твой, небесный свод, хребет!
Ты поглощаешь всех, явившихся на свет.
Не слышал я, чтоб жизнь ты даровал навечно,
Зато слыхал не раз: таких-то больше нет...

На нарах отец с Николаем, опершись спинами, курили и о чем-то тихо переговаривались.
Пришел Али, рассказал, что Юрику сделали три операции, что он сейчас в реанимации, пока в очень
тяжелом состоянии.
- Я костьми лягу, клянусь мамой, он будет жить! Ничего не пожалею: - распинался этот "Азраил".
- Я видел 34 зарубки. Мой человек считал - все правильно: Но мне кажется, что их было больше:
Подождем еще дня 3-4, появятся: Сына можешь оставить у себя,- обратился он к Лютому,-
остальных - отдам после, как договаривались, не бойся, не обману!
В воздухе повисла гнетущая тяжесть. Ген Геныч и Серый начали медленно подниматься со своих
нар. У Али забегали глаза, он быстро распрощался и, сославшись на дела, чуть не бегом покинул
"саклю". - Я видел больше:,- передразнил его Глеб,- у страха глаза велики! Трус он твой Али. Трус
поганый!
- Ой, мужики, не нравится мне все это,- прохрипел Ген Геныч,- оружие не отдавать, пока не
выберемся на волю.
- Может взять его в заложники?!- предложил Сергей, скрипнув зубами.
- Не дури!- осадил его Владимир.- Это зверье не пожалеет ни его, ни нас! Посмотрим, что дальше
будет: Оружие, естественно, не отдадим. Николай, посмотри, сколько патронов осталось.
- Я, пожалуй, наведаюсь в их арсенал,- промолвил Сергей. Лицо его было страшным.
Пришла ночь. Боевики, празднуя победу над "шайтаном", расслабились.
Часть мужиков прогуливала своих питомцев на виду отдыхающих и, чтобы привлечь внимание,
заговаривали с ними. Другие в "сакле" рвали глотки, распевая "Извела меня кручина:"
Лазутчики вернулись только под утро, принеся с собой 2 гранатомета, ящик гранат и коробку
автоматных патронов. Им понадобилось немного времени для того, чтобы заложить детонатор и
взять оружие, но они долго возились с маскировкой проводов, дублирующих дистанционное
устройство. Ведь если бы кто-нибудь заметил это или обнаружил позже, то мы бы остались здесь
навсегда.
- Погибать, так с музыкой!- решили все. Арсенал был "богатым" и при решении спорных вопросов от
лагеря осталась бы только гигантская воронка.
Прошло еще три дня на нервах. Ни Али, ни кто еще из боевиков в "саклю" не заходил, стараясь
общаться на воздухе. Он "доставал" Глеба из-за Рича. Пришлось вмешаться "настоящему
полковнику", поскольку взбешенный Глеб сказал, что при очередном домогательстве он просто
перережет глотку Али. А Глеб это мог, имея "черный пояс" и богатый военный опыт. Он и голой то
рукой мог снести башку любому.
Напряжение нарастало. В эту ночь никто не спал. Проверенное оружие было наготове. Прогуливать
нас выводили на поводках и опять всех вместе. Ген Геныч, Виктор и Владимир прикрывали нас со
стороны лагеря, хотя, как мы поняли позже, это было совершенно ненужным.
Когда чуть забрезжил рассвет, Али вызвал из "сакли" Николая и отца. Как-то неестественно громко,
стоя у раскрытой двери и картинно щелкая выбрасывающимся ножом, он проговорил:
- Как настоящий мужчина, я никогда не бросаю слов на ветер,- и мельком глянул на Глеба.- Как
договаривались, сын - твой! Пусть он поедет и отберет еще пятерых пацанов. Аллах велик! Он помог
вам, неверным, разделаться с шайтаном. Во славу Его я отпускаю свою законную добычу. Пусть их
матери расскажут всем, что к нам не надо лезть с войной. Нас не победить! С нами Аллах и пророк
Его Махомадд: Иди, мальчик, выбирай!
После этих излияний наступила какая-то нервозная тишина. К двери подскочил Сергей. Он рванул
своей однопалой рукой за шиворот топчущегося у дверей Николая внутрь "сакли".
- Садись, пиши имена! Пусть их привезут сюда.
По лицу Николая пробежала волна облегчения. После слов Али о выборе пятерых, он представил
себе: двести пар глаз, устремленных на него с надеждой, мольбой, отчаянием, угрозой: Мужики,
шкурой почувствовавшие подвох, стали стеной у дверей. Мы, реагируя на такую обстановку,
заворчали. Лаем разразился овчар Лютый.
Али отпрянул от двери, произнося ругательства на своем языке. "Настоящий полковник" передал ему
записку, написанную Николаем и тоном, не допускающим возражений, выпалил:
- Мы собираемся.
Али что-то гортанно выкрикнул. Появились два боевика верхом и умчались с переданным списком.
В лагере возникло заметное оживление, потянулись дымки нескольких костров, на поляну поволокли
столы, скамьи, табуреты.
Привезли мальчишек. Мужики мельком взглянули на них, не переставая собирать вещи. Парни
обнялись по очереди с Николаем. Один из них почему-то тихонечко плакал, остальные топтались, не
зная как себя вести и что делать.
- Быстро всем за стол и чтобы я вас не видел и не слышал,- гаркнул Сергей.
Мальчишки тихонечко присели у стола. Владимир подозвал сына и о чем-то начал говорить,
показывая в угол "сакли".
Николай внимательно слушал и послушно кивал.
Сборы закончены, пожитки упакованы. Пришел гонец от Али с приглашением к прощальному столу.
Впереди гонца лился умопомрачительный запах шашлыка и брынзы.
Мужики вышли за посланцем и плотно закрыли дверь. Мальчишки с Николаем остались в доме у
стола, на котором лежали автоматы.
Мы подошли, обнюхали ребят и расположились на полу между столом и дверью. Серый постоянно
вскакивал, подбегал к двери и прислушивался к доносящимся с улицы звукам.
За прощальный стол наши сели скученно, отказавшись рассаживаться между боевиками. Только
Сергей, поиграв желваками, пошел и сел рядом с Али, отчего тот нервно поежился.
- Я думал, что здесь сядет отец Николая,- сказал было он, но Сергей оборвал его.
- Это одно и тоже! Ты, тамада, говори, не тяни время. Уж очень есть хочется.
Боевики переглянулись. Они никогда не слышали, чтобы с Али кто-нибудь разговаривал подобным
тоном. Али недобрым взором посмотрел на Сергея, но тут же взял себя в руки.
- Я поднимаю этот единственный бокал (больше не позволяет моя вера) за отца, который как
настоящий мужчина нашел и забрал своего сына. Он привезет его матери, не поверившей в смерть
своего мальчика. Она будет всю жизнь молиться своему Богу за наше здоровье. За то, что мы не
убили ее сына, а сохранили его и отдаем ей живым и здоровым. Друзья отца -настоящие джигиты.
Они не бросили друга и помогли ему. Я обещаю, что их товарищ будет жить, и скоро они вместе
будут пить водку. Я прошу передать матерям остальных, чтобы они не пускали своих сыновей опять
на войну. В жизни везет по большому счету только раз! Вот за это и выпьем!
Боевики выпили стоя, сели и дружно зажевали, стараясь улыбаться, встретившись взглядом с
"настоящим полковником".
- Мы больше пить не будем, а вы себе наливайте,- сказал самый пожилой боевик, видимо
заместитель Али. Владимир встал, налил по полстопки нашим мужикам и со словами "Нам в дорогу,
много тоже ни к чему:", поднял рюмку.
- Вот тут Али сказал, что я пришел и забрал сына: Но он почему-то не сказал, что я и мои друзья,
сидящие здесь за столом, дай Бог им здоровья, вырвали сына из пасти собачьей стаи и сохранили
жизнь многим из вас, положив на это жизнь трех собак и здоровье Юрика. Или что, этого кошмара
не было? Почему ты считаешь себя благодетелем?! Я бы на твоем месте сказал: "Низкий поклон вам,
за то, что вы сделали! Примите нашу благодарность и мальчишек в придачу:" Уж если ты считаешь
себя мужчиной, то называй вещи своими именами. Дай Бог тебе дожить до моего возраста и не дай
Бог пережить тебе то, что я пережил. Если бы ты встретился в бою со мной или моими друзьями, я
бы тебе не позавидовал. Я произношу этот тост за то, чтобы враги решали все вопросы за таким вот
столом, а не на поле брани. Хватит крови! Мир и так захлебывается в ней. Вот за что я хочу выпить!
Мужики разом махнули стопки и сосредоточенно принялись за сочный шашлык.
Принесли котомки с едой на дорогу. Представили проводника. Попытались забрать оружие. Но
Сергей объяснил, что оружие будет передано проводнику при прощании. На том и сошлись. Пару
лошадей навьючили нашими пожитками и мы, посидев у зарубочных деревьев, двинулись в путь.
Боевики в знак расставания ударили очередями из всех автоматов вверх (Господи, не настрелялись
еще Дверь "сакли" осталась открытой. На столе, рядом с написанным Папой четверостишьем,
лежал большой лист бумаги с именами Хани, Воланда и Цыгана и стопка военных билетов,
пригвозженных к столу большим охотничьим ножом "настоящего полковника":
От лагеря шли быстро, ходко, постоянно подгоняя проводника. Хотелось уйти как можно дальше на
момент обнаружения в "сакле" "адской машинки" и гранатометов. Шли гуськом, как всегда ходят в
горах. Замыкающими были Алый с хозяином. Неожиданно заволновался Рич. Глеб прижал его,
ласково успокаивая и надел намордник, чтобы Рич не взлаял. Проводник, ничего не подозревая,
спокойно продолжал путь. Мы с Папой осмотрелись по сторонам. Метрах в 250-ти, слева от нас,
молча, без лая прошла крупная сука с выводком щенков, месяца по-полтора. Кем вырастут эти
щенки?!
Шли до густой ночи, стараясь одолеть как можно большую часть пути. Лагерь разбили под
звездами. Недолго сидели мужики у костра. Завалились спать, не выставив охраны, полностью
доверившись нам. Утром, чуть забрезжило, спешно хватанув горячего чая, опять отправились
"топтать дороги". Проводник, не привыкший к такому темпу передвижения, выглядел совершенно
измученным и, в конце концов, уселся на лошадь.
Ну, вот и место расставания. Лошади развьючены и обвешаны оружием. Проводник с чувством
облегчения расцеловался с нашими мужиками, пожал руки мальчишкам, потрепал по холке
виляющего хвостом Рича и отправился в обратный путь, весело насвистывая какую-то мелодию.
Лошадь, как бы в такт, кивала головой. Мужики, весело переглянулись и, ударив друг друга по
рукам, направились по указанной дороге. Они шумно обсуждали пьянку, которую они закатят после
возвращения. С их дурашливыми возгласами выходило напряжение последних дней и вдруг:
Рич подлетел вверх и, сделав в воздухе немыслимый пируэт, шлепнулся со всего маха на землю,
забрызгав кровью и мозгами всех находящихся рядом.
- Лежать!- заорал Владимир, сбивая с ног мальчишек.
Сергей с криком "Лежать, Серый, лежать, : твою мать!", навалился всем телом на рванувшегося
рядом Глеба. Все моментально поняли, что разрывная пуля, снесшая голову Ричу, выпущена
снайпером. Какое у него задание и кто следующий? Сергей изо всех сил удерживал дергающегося и
матерящегося Глеба. Их борьба продолжалась около получаса. Глебу все-таки удалось вырваться и
он попытался устремиться вслед за удаляющимся проводником.
- Всех загрызу, шакалы поганые!- орал он. Я замер, ожидая разрыва пули в голове или груди, но
выстрела не последовало. Мужики метнулись за Глебом, свалили с ног, скрутили. Оттащив его
метров за 150 от места гибели Рича, посадили на землю и обложили рюкзаками, оставив на
попечение мальчишек. Затем вернулись и начали ножами и топориком копать могилу Ричу. Нас
сгрудили, уложив и приставив Ген Геныча. Глеб в это время бился и орал, что если мальчишки не
развяжут его, он передавит их как щенков. Ребята, чувствуя свою вину перед ним, да и всеми
находящимися здесь, прятали глаза. А в чем они виноваты?..

@настроение: грустно

@темы: про животных, рассказ